Правители всей Европы и Ближнего Востока когда-то пытались запретить «чёрное варево».
В 1633 году османский султан Мурад IV положил конец практике, которая, по его мнению, способствовала социальному упадку и разобщённости в столице империи Стамбуле. Риск беспорядка, связанного с этой практикой, был настолько большим, что он решил немедленно предавать нарушителей смерти. По некоторым данным, переодетый Мурад IV бродил по улицам Стамбула с мечом и обезглавливал любого, кто был вовлечён в эту страшную незаконную деятельность.
Так что же настолько сильно ненавидел Мурад IV? Общественное потребление кофе.
Как бы странно это ни звучало, но Мурад IV был не первым и не последним человеком, который так категорически относился к употреблению кофе, Однако он был самым жестоким и успешным в своих усилиях.
Между началом XVI-го и концом XVIII-го веков многие религиозные и светские лидеры (а в Османской империи почти все) боролись с распитием «чёрного варева».
Одни (их было меньшинство) считали, что кофе обладал психотропным действием и, следовательно, стоял в одном ряду с наркотическими веществами. Другие (их было большинство), включая Мурада IV, казалось, верили, что кофейни подрывали социальные нормы, поощряли опасные мысли или речь и даже разжигали крамольные заговоры. В современном мире, где Starbucks вездесущ и безобиден, это звучит абсурдно. Но Мурад IV не просто так боялся кофейной культуры.
Эти репрессии возникли в XVI веке, потому что именно тогда кофе распространилось почти по всему миру. Кофейные зёрна, вероятно, были известны и использовались на протяжении веков в Эфиопии (их место происхождения). Однако первые отчётливые исторические свидетельства того, что кофейные зёрна измельчали и заваривали, датируются – как утверждает историк Ральф Хаттокс в своей книге «Кофе и кофейные дома» – XV веком.
В Йемене местные суфийские мусульманские ордена использовали заваренный кофе при проведении мистических церемоний, будь то в качестве социального акта, поощряющего братство, наркотического вещества, способствующего духовному опьянению, или прагматичного усилителя концентрации. Вскоре напиток начал распространяться на территориях вблизи Красного моря, достигнув Стамбула в начале 1500-х годов и христианской Европы в следующем столетии.
В ответ реакционеры начали выдвигать религиозные причины, чтобы запретить кофе. «Всегда найдутся консервативные мусульмане, которые думают, что любое новшество, отличное от времён пророка Мухаммеда, должно быть подавлено», – говорит социальный историк Мадлен Зильфи. (Реакционные тенденции присущи не только исламу; позже в Европе религиозные лидеры попросили Папу Римского наложить запрет на кофе как на сатанинскую новинку.)
Реакционеры считали, что кофе одурманивало людей и отрицательно сказывалось на их здоровье, а обжарка делала его эквивалентом древесного угля. Религиозные деятели утверждали, что кофейни были естественными магнитами для распущенного поведения, такого как азартные игры, проституция и употребление наркотиков. По мнению некоторых людей, тот факт, что кофе был чем-то новым, уже позволял осуждать этот напиток.
Однако эти реакционные аргументы не могут объяснить большую часть кофейных репрессий в Османской империи. Как отмечает Хаттокс, религиозные деятели не были едины в своём мнении относительно кофе. Бостандзаде Мехмет Эфенди, самый высокопоставленный священнослужитель в Османском мире 1590-х годов, даже написал поэму в защиту кофе.
Чаще всего светские власти выступали против кофе по политическим причинам. До появления кофеен, по словам Зильфи, в Османской империи было не так много мест, где люди могли встретиться и обсудить социальные вопросы. Можно было собраться в мечетях, однако они не предназначались для длинных мирских разговоров, а таверны считались плохими местами для мусульман, в отличие от кофеен. Они были дешёвыми и не имели социальных ограничений, поэтому были доступны каждому.
То, как в них готовили кофе – напиток медленно варили в специальной посуде в течение 20 минут, а потом подавали его в чашке, заполненной до краёв, он получался настолько горьким и обжигающим, что пить его можно было только мелкими глотками – побуждало людей придумывать развлечения и общаться друг с другом. Кофейни стали новым социальным пространством, которое поощряло смешение классов и энергичные беседы о городах и правительствах.
Это обеспокоило элиту, которая не желала нарушения статус-кво и стабильности. Она не хотела жертвовать своим высоким положением в Османской империи. Она ясно дала понять, что ей не нравились публичные собрания в кофейнях и даже тот факт, что бедные могли внезапно покровительствовать искусству, некогда исключительной привилегии высшего класса. Такие учёные, как Катип Челеби, государственный бюрократ из обеспеченной семьи, жившей в XVII веке, пренебрежительно относились к кофейням, считая их «местами, отвлекающими людей от работы. Здесь зарабатывание на жизнь впало в немилость. Более того, люди, от принца до нищего, забавлялись поножовщиной».
Первые зарегистрированные кофейные репрессии произошли в Мекке в 1511 году, когда Каир бег аль-Мамир, видный светский чиновник доосманского режима, поймал мужчин, пьющих кофе за пределами мечети, и счёл их крайне подозрительными. Подробности истории спорные, однако он использовал религиозные оправдания, чтобы положить конец всем продажам и потреблению кофе. Позже кофейные репрессии стали проходить в Мекке (снова), Каире (неоднократно), Стамбуле и прочих районах Османской империи.
Эти первые попытки подавления были мотивированы политикой или религией либо и тем, и другим, однако они были спорадическими и недолговечными. К примеру, репрессии в Мекке 1511 года закончились спустя несколько недель, когда одна высшая политическая фигура сказала аль-Мамиру продолжать подавлять сомнительные встречи, но всё же позволять людям пить кофе. Сообщается, что запреты османов носили спорадический характер, поскольку кофе был слишком популярным и прибыльным. К концу XVI века в османском дворце появился человек, который заваривал кофе; сотни кофеен усеяли Стамбул, а правительство официально объявило «чёрный напиток» и кофейни законными.
Тем не менее, у Мурада IV были особые причины ненавидеть кофейную культуру. В детстве, как поясняет политический историк Баки Тезкан, его брат Осман II был свергнут и жестоко убит янычарами, военной группой, которая становилась всё более автономной и недовольной. Год спустя они свергли его дядю. После этого правителем стал Мурад IV, который был ещё ребёнком. Он жил в страхе перед восстаниями янычаров – в начале его правления произошло несколько незначительных мятежей. Во время одного бунта, говорит Тезкан, «они повесили людей прямо у него на глазах. Одним из них был его близкий друг Муса… с кем он обычно любил выпивать. Возможно, между ними даже была большая связь».
По словам Тезкан, это «разгневало Мурада IV. Он постепенно укреплял власть в очень жестокой манере. Этот случай подтолкнул его стать человеком, которого помнят как Мурада IV», одержимого властью и порядком абсолютиста, готового всегда прибегнуть к смертоносной силе.
Мурад IV знал, что демобилизованные или недостаточно занятые янычары часто посещали кофейни и использовали их для организации переворотов. На вывесках некоторых кофеен стали использоваться даже специальные опознавательные знаки. Мурад IV, вероятно, также знал (как утверждает историк Эмингюл Карабаба), что в его империи растёт консервативное религиозное движение, которое выступало против суфиев и связанных с ними социальных инноваций, включая кофейни. «Он не хотел, чтобы в обществе, которым он правил, царили разногласия и напряжённость. И он стремился контролировать янычаров, поэтому в его интересах было выступать против кофеен», – говорит Карабаба.
Тем не менее, решение султана карать публичное употребление кофе смертной казнью было связано с его личной жестокостью. Мурад IV также утвердил смертную казнь за потребление табака и опия в общественных местах и закрыл таверны, другие источники предполагаемого порока и беспорядка. Он убивал солдат за незначительные нарушения, и, как говорится в наихудших историях о нём, он просыпался посреди ночи, одержимый гневом, и выбегал на улицу полуголым, чтобы убивать каждого, кто встретится ему на пути. Учитывая все мрачные истории, Тезкан подозревает, что крупица правды в рассказах о том, как он переодевался и бродил по стамбульским улицам с мечом в руках, всё же есть. В конце концов, летописцы того времени одобрительно писали о его жестокости – их работы не были наговорами.
Мурад IV никогда не запрещал сам кофе. Он просто выступал против кофеен, причём только в столице, где восстание янычаров представляло наибольший риск для его правления. Мурад IV сам продолжал пить кофе с ликёром и терпимо относился к его потреблению, если это происходило в домашней обстановке.
Преемники султана продолжали его политику в большей или меньшей степени. К середине 1650-х годов, спустя более десяти лет после смерти Мурада IV, стамбульские кофейни по-прежнему «оставались пустыми, как сердце невежды». Однако к тому времени первое нарушение, связанное с распитием кофе в общественном месте, каралось избиением, а второе – утоплением в Босфоре. Однако кофейная культура продолжала развиваться на заднем плане, ожидая более гуманного правления.
Тем не менее, наблюдая стойкость кофейной культуры у себя на родине и, вероятно, зная о провале запретов на кофейные дома в Европе (задокументированные историком Маркманом Эллисом), османские султаны спорадически продолжали издавать и отказываться от новых запретных законов на протяжении XVIII века. Это может показаться странным, но цель на самом деле заключалась не в том, чтобы избавиться от напитка или даже кофеен. Репрессии, вероятно, считались успешными до тех пор, пока они затрудняли деятельность янычаров или прочих диссидентов, и ненужными, если правитель не видел угрозы для своей власти.
Однако к концу XVIII века появилось больше мест для общественных встреч, и диссидентские группы стали более укоренившимися. Закрытие кофеен перестало быть способом борьбы с инакомыслием; таким образом, запреты прекратились – хотя правители продолжали отправлять в них шпионов, которые следили за антирежимной болтовнёй (данная практика существует и по сей день).
Мурад IV был исключительно жестоким человеком. Но он не был каким-то безумным реакционером. Вместо этого, он и его единомышленники беспокоились о силе, которой могли обладать новые товары (такие как кофе и табак): создание чего-то простого, как, например, нового кулинарного рецепта, способно было уничтожить старые нравы и создать пространства для взаимодействия и размышлений. Они беспокоились об ужасах, реакционной политике и угрозе, которую такие нововведения, критические мысли и вызовы представляли для принятых норм.
Кофейная культура победила религиозный и политический консерватизм, и сейчас мы живём в мире Starbucks. И не странно ли наблюдать, как социальные инновации из апокалиптических пророчеств сегодня становятся такими же вездесущими и безынтересными, как и зелёный логотип русалки?
В Стамбуле распитие кофе в общественных местах когда-то каралось смертью
Добавить комментарий